Миронов Д.А. Умная «заумь» в русской поэзии XX века: Велимир (Виктор Владимирович) Хлебников и Евдокия Дмитриевна Лучезарнова (Марченко)

Загрузка ...

Журнал по культурологии "Культура и цивилизация" Том 9. № 4А, 2019 | Изд-во: "Аналитика Родис" |  УДК 008, стр 108.

МИРОНОВ Д.А. (кандидат философских наук)

УМНАЯ «ЗАУМЬ» В РУССКОЙ ПОЭЗИИ  XX ВЕКА: ВЕЛИМИР (ВИКТОР ВЛАДИМИРОВИЧ) ХЛЕБНИКОВ И ЕВДОКИЯ ДМИТРИЕВНА ЛУЧЕЗАРНОВА (МАРЧЕНКО)

      Аннотация: Статья посвящена двум поэтам-модернистам, которые представляют поэтическую традицию «зауми» в поэзии Серебряного века. В начале XX века оригинальным новатором русского слова выступил Велимир Хлебников — «председатель земного шара» и «будетлянин», который на конкретных примерах в своём творчестве показал, что современная поэзия может выходить за границы традиционной поэтической формы и существенно расширять как свою форму, так и содержание, тем самым, кардинально меняя традиционное представление о поэтической форме мышления. В конце XX века продолжателем данной тенденции в поэтическом творчестве является Евдокия Дмитриевна Лучезарнова (Марченко), поэзия которой выросла в цельное космическое мировоззрение, именуемое автором ритмологией. Прослеживается очевидное единство взглядов двух поэтов в контексте идей русского космизма, в представлениях о пространстве-времени, в поиске закономерностей в мировом процессе, в активном осмыслении темы словообразовании в русском языке.

         Ключевые слова: время,словообразование, ритм, ритмология, ритмометод 7Р0, поэзис, логос, онто-гносеология, русский космизм.

         Велимир Хлебников (1885-1922) — явление в русской словесности настолько яркое и ослепительное, что всё ещё недостаточно изученное и пока не вошедшее в пантеон классиков русского языка в сознании массового читателя. К счастью сегодня издаются и переиздаются многочисленные его произведения, в т.ч. и собрания сочинений, а значит, недалёк тот день, когда такое событие вскоре узнавание носителей языка своего гения-новатора случится в русской культуре. Причин к столь долгому признанию в своей стране несколько. Во-первых, его оттеняли и мало издавали на протяжении всего периода существования СССР, поскольку он не входил в число тех поэтов, кого советская идеология считала «своими» или относилась с сочувствием. Официально он не был запрещен, однако и вниманием со стороны филологов не был избалован вплоть до конца XX века. Признание в нашей стране к нему пришло лишь в 1985 году, в канун 100-летнего юбилея со дня рождения поэта. Во-вторых, имеются объективные трудности восприятия его поэзии как в формальном, так и в содержательном аспектах: Хлебников оставил богатое наследство для будущих исследователей его творчества как с точки зрения литературоведения и языкознания (филологи, лингвисты, литературоведы и др.), так и для междисциплинарных специалистов (культурологи, философы, математики). Сфера его творческого гения явно превышала границы только стихосложения. Даже беглый свод статей позволит убедиться в этом и заинтересовать даже тех читателей, которые далёки от любви и понимания поэзии: «О будущем человека», «О времени», «О бродниках», «Закон поколений», «Колесо рождений», «В мире цифр», «О времени и пространстве» и многие другие. Хлебников очень любил числа: «пьянею числами... Только числа» [1, 367]. Однако числа у него имеют непосредственную связь со словом и выражаются через слово, и это событие имело для самого Хлебникова очень личное основание в творческой биографии: «Воскресенье. Переворот от числа к слову» [1, 369]. Поиск закономерностей в природе, в мире, в космосе, в человеческих проявлениях, в истории — вот мишени, к которым прицеливался поэтически одарённый автор. В творческой лаборатории поэта можно выделить множество оригинальных тем, заслуживающих отдельного внимания, но нам хотелось бы  выделить особо несколько из них в виду их значимости для будущих поэтов. В частности, в творчестве Евдокии Дмитриевны Лучезарновой (Марченко) — современного российского поэта, астронома и русского космиста — мы обнаруживаем поразительное сходство тем и средств их выражения, которые мы находим в творчестве Хлебникова. 

        Хлебников достаточно чётко формулирует цель своего творческого воззрения на мир: «Моя цель — найти закон чистого времени, управляющий созвездием» [1, 332]. Звёзды и созвездия — одна из тем, которой посвящены многие страницы его текстов. «Пусть человек, отдохнув от станка, идёт читать клинопись созвездий. Понять волю звёзд — это значит развернуть перед глазами всех свиток истинной свободы... Пусть власть звёзд будет беспроволочной» [1, 197].

         На пути увлечения числовыми закономерностями Хлебникова ждали открытия-озарения, касаемые как стихосложения, так и «всеобщих» закономерностей. Так, в статье «В мире цифр» он выводит уравнение смен правительств в 1917-1918 гг:

Х = К + 48п,

где Х — день открытия правительства, К — исходная точка п — последовательность повторений от 0 до 7. Получилась неожиданная закономерность смен правительств через каждые 48 дней: от корниловского 1917 года до Государственного совещания Авксентьева к Уфе, фактически подтверждённая историей семь раз подряд.

         Другой любопытный закон заявлен в «Споре о первенстве»: «Дело ума родственно с делом сердца; и страсти и мысли — одной породы, и разнятся лишь числами и выводит формулу:

S = k / n·t,

         где S – ум или сердце, n — число, t — расстояние.

         Ещё одной закономерностью по Хлебникову является закон смены поколений: «28 лет управляет сменой поколений». «Несколько примеров: Пушкин родился через 28 лет 28·2 после Державина, Чебышев через 28 после Лобачевского, Герцен через 28·6 после Мазепы» [1, 308]. К нему примыкает «закон подобных людей»: «он гласит, что луч, гребни волн которого отмечены годом рождения великих людей с одинаковой судьбой, совершает одно своё колебание в 365 лет» [1, 193]. Об этом очень подробно излагается в его статье «Колесо рождений», где приведен не один десяток сопоставлений великих имен человечества в качестве доказательства.

         Наряду с числовыми закономерностями, по аналогии В. Хлебников находит таковые же и в области словообразования, которое у в его творчество достигает смелых для своего времени экспериментальных высот. В статье «Наша основа» он пишет: «Словотворчество учит, что всё разнообразие слова исходит от основных звуков азбуки, заменяющих семена слова. Из этих исходных точек строится слово, и новый сеятель языков может просто наполнить ладонь звуками азбуки, зёрнами языка» [1, 177]. Новое словообразование необходимо для развития языка: «словотворчество есть взрыв языкового молчания, глухонемых пластов языка» [1, 178]. Сам язык часто приравнивается Хлебниковым к свету: «Мудростью языка давно уже вскрыта световая природа мира. Его "я" совпадает с жизнью света» [1, 181]. В области языкознания он выводит, например, «закон азбуки (у-о-а), кратность <гласных>, нашёл, что 4о=7у» [1, 367]. В текстах поэта встречаются и весьма оригинальные закономерности: «Стихи живут по закону Дарвина. Закон Дарвина справедлив не только для животных, но и для стихов. Самые сильные стихи живут столетия, а слабые вымирают» [1, 343]. Язык, по мнению поэта, необходимо взрывать время от времени для того, чтобы открывать новые перспективы развития как языка, так и мышления человека, который мыслит на этом языке. Революционные события в России, совпавшие с творческим становлением автора оказали глубокое влияние на основные темы в поэтике Хлебникова.

        Хлебникова, прежде всего, интересует русский язык как инструмент самопознания человека, который может стать первым шагом к созданию языка всемирного. Будучи современником событий Первой Мировой войны, он задаётся непростым вопросом: «Мы спрашиваем: что лучше — всемирный язык или всемирная бойня?» [1, 340]. Реформа языка, понятого как инструмент развития мышления, по мнению автора, открывает шанс к спасению человечества в будущем. Поэтому пристальное внимание Хлебникова к новому словообразованию не есть только дань модным экспериментам того времени, которыми «грешили» многие авторы Серебряного века, но насущная необходимость ради осознания границ своего собственного мышления в пользу преодоления таковых преград. Реформа языка — это необходимость  для дальнейшего духовного развития человечества.  «Язык сделан двумя началами: согласными, из которых каждый есть особый пространственный мир, и гласными, которые указывают, как относятся эти миры друг другу»  [1, 333]. В языке обнаруживается проблема пространства и времени, ставшая особенно популярной в физике начала XX века благодаря мощным открытиям того времени. Тема времени особенно волнует Хлебникова, поскольку он словно бы открывает для себя новый материк, который ещё не освоен поэтами предыдущих эпох: «про время также можно сказать: там не ступала нога мыслящего существа» [1, 298]. В заметках 1921 года он ставит для себя задачу постижения времени: «Время как дерево. Новое учение о времени» [1, 338], а в другом месте конкретизирует: «дать очерк жизни человечества на земном шаре не краской слов, а строгим резцом уравнений — вот моя задача» [1, 338]. Поэзия в его представлении перерастает саму себя и стремится вырваться из уз только эстетики в пользу онтологического, гносеологического и этического измерений. Поэзис, сделав круг в истории человечества, возвращается к своему истоку — к Логосу, который впервые в истории культуры проявился во времена Древней Греции. «Изучать время — переселяться в мозг богов» [1, 339]. Логос, понимаемый широко (как слово, мышление, речь) само становится искусством в XX веке и формирует новое направление: «...мышление … составит новую отрасль искусства» [1, 319]. Слово есть инструмент для развития мышления, поэтому будущему человечеству следует быть более чутким к слову и выработать у себя определенную культуру пользования словом. «Мы учим: слово управляет мозгом» [1, 224]. Пусть язык станет каким угодно сложным и заумным, возьмёт на себя бремя войн и революций, но, в конечном итоге, спасёт заблудившееся человечество и выведет его на новый уровень эволюционного развития мозга, подняв вверх на одну ступеньку в мышлении. «Предполагаемый опыт обратить заумный язык из дикого состояния в домашнее, заставить носить полезные тяжести, заслуживает внимания» [1, 165].

         Словно предчувствуя страшный грядущий век идеологий («век-волкодав»), Хлебников глубоко проникает в сущность проблемы. Коль скоро слово является своеобразным орудием мышления человека, то анализ этого и мышления, и слова приводит его к пониманию оснований, на которых оно формируется у современного человека — это представления о пространстве и времени. В культуре Модерна трёхмерное пространство рассматривалось отдельно от времени. Фундаментальные открытия в физике, геометрии, математики, сделанные в XX веке позволили рассматривать время как четвертую координату пространства. Вокруг такого сближения разгорелась жаркая полемика в странах Европы и немало копий было в них сломано, достаточно вспомнить идейное противостояние А. Бергсона, популярнейшего философа начала XX века,  идеям теории относительности А. Эйнштейна [2]. Признавая в общем представления теории относительности («чистые законы времени учат, что всё относительно» [1, 165]), Хлебников, тем не менее, противиться признать время лишь четвертой координатой пространства. «Мозг людей и доныне скачет на трёх ногах (три оси места)! Мы приклеиваем, возделывая мозг человечества, как пахаря, этому щенку четвертую ногу, именно — ось времени... Мы... приступаем к постройке молодого союза с парусом около оси времени» [1, 261]. Воззрения поэта пролегают, скорее, в бергсонианском русле представлений о времени, понимая время как интенсивную величину:  «время есть движение... в действии возведения в степень» [1, 340], в противовес экстенсивным величинам пространства. В любом случае для поэта очевидно, что тема времени столь глубока, что она, как трещина, неизбежно разделяет людей. «Точное изучение времени приводит к раздвоению человечества, так как собрание свойств, приписывавшихся раньше божествам, достигается изучением самого себя, а такое изучение есть не что иное, как человечество, верующее в человечество» [1, 196]. Тема человекобожества уже была наиболее полно актуализирована в то время, в частности, в творчестве С.Н. Булгакова, который увидел корни русской революции в развитии мыслей Л. Фейербаха на русской почве [3]. Испытав влияние марксизма в юности, Булгаков очень точно среди русских мыслителей раскрыл истоки русского богоборчества в России XX века. «Острая» тема времени, по Хлебникову разделяет «человечество на изобретателей и остальных (прочих)» [1, 255].

         Мысли Хлебникова, представленные как в его поэзии, так и в прозе, публицистике, манифестах, заметках и письмах изобилуют метафорами и оригинальной панорамой образов. Читая Хлебникова, невольно приходит на ум мысль о том, что в России есть один пока не признанный всенародно гений, знакомство с творчеством которого принесёт в будущем немалые плоды просвещения! Тексты его сложны для неискушенного читателя, он и сам признавал этот факт, характеризуя своё творчество как «заумь». «Говорят, что стихи должны быть понятны. Так <понятна вывеска на> улице, на которой ясным и простым языком написано: "Здесь продаются...". <Но вывеска> ещё не есть стихи... Таким образом, волшебная речь заговоров и заклинаний не хочет иметь своим судьей будничный рассудок» [1, 288]. И здесь можно подобрать множество фрагментов из его текстов, которые характеризуют глубочайшую эрудированность поэта, обнажая его глубокие познания в области русской поэзии, естествознания, истории России, знакомство и увлечение мыслями Н.Ф. Фёдорова (основателя русского космизма), однако детализация этой темы нуждается в отдельном исследовании. «Счастье человека — повторный звук около мирового» [1, 345].

                                      Если я обращу человечество в часы

                                               И покажу, как стрелка столетия движется,

                                               Неужели из нашей времен полосы

                                               Не вылетит война, как ненужная ижица?

                                               ….................................................................

                                               Я вам расскажу, что я из будущего чую,

                                               Мои зачеловеческие сны.

                                               ….................................................................

                                               Будет земля бесповеликая!

                                               Предземшарвеликая!

                                               Будь ей песнь повеликою:

                                               Я расскажу, что вселенная — с копотью спичка

                                               На лице счёта.

                                               И моя мысль — точно отмычка

                                               Для двери, за ней застрелившийся кто-то...[4, 64].

         К концу XX века главные темы в творчестве Велимира Хлебникова, обогащённые исследованиями русского космизма и представлениями о поэтическом мире Серебряного века с высоты прошедших десятилетий, окрылили ещё одного русского поэта раскрыть на языке образов и метафор космическое мировоззрение своих поэтов-предшественников на основе русского языка и традиций русской культуры. Евдокия Дмитриевна Лучезарнова (Марченко), получив профессию астронома, несколько лет проработала по специальности. Начав писать стихи в традиционном ключе на излёте 80-х гг. XX века, она почувствовала внутреннюю необходимость двигаться в сторону развития тем Серебряного века, которые были исторически насильственно прерваны в период существования СССР. Некоторые видные исследователи русской культуры (в частности, Д.С. Лихачёв) не без оснований полагали, что русский Серебряный век в культуре XX века не прекратил своего существования к концу века как по форме, так и по содержанию, но продолжается до сих пор. Мы, в свою очередь, полагаем, что Е.Д. Лучезарнова является поэтом Серебряного века: её поэтическое творчество продолжает традиции умной «зауми», поскольку ставит своей задачей преодолеть границы поэзии. На этом пути ею были созданы многочисленные тексты [5, 6] (именуемые нами ритмотексты), которые условно можно даже выделить в особый жанр в русской поэзии, своеобразное метафизическое учение Ритмологии [7] и оригинальный Ритмометод 7Р0 [8]. Осевой темой учения Лучезарновой является тема времени.

         Время понимается не так, как понимают его современные физики в качестве четвертой координаты пространства. Время есть самостоятельная субстанция, и здесь взгляды Лучезарновой восходят к «причинной механике» Н.А. Козырева. «Время есть энергия события» [9, 26], «... время живёт внутри человека, и он его фиксирует» [10, 4]. Помимо простой фиксации времени  Лучезарнова делает принципиальный шаг в сторону идеи возможности освоения временем посредством слова. Следует различать время календарное, внешнее и время психологическое, внутреннее. «Время — это не только календарь, который организует наше повседневное существование, а ещё и субстанция, существующая независимо от нас, организующая пространство и управляющая всеми видимыми и невидимыми  процессами. [9, 11]. Здесь можно усмотреть кантианский взгляд на природу времени: Кант рассматривал феномен (явление) времени в качестве априорных форм чувственности пространства и времени, присущих человеку от природы. Про время можно символически сказать, что оно является человеку как принципиально непознаваемая вещь-в-себе, которая аффицирует чувственность человека и познаваемо лишь в пределах опыта (априорных форм чувственности). Интуитивно следуя Канту, Лучезарнова выносит опыт, понимаемый ею как практическая способность человека к овладению временем (ритмопрактика), в центр своего Ритмометода 7Р0. Время имеет свои законы, свойства и параметры, которые ещё только предстоит изучать будущему человечеству. «Перетекая, перемещаясь, меняя параметры скорости, пустотности, плотности, время меняет окружающую действительность незаметно для постоянного наблюдателя. Время являет действие, преддействие, последействие»[11, 41]. Цель Хлебникова  — «создать общий письменный язык, общий для всех народов третьего спутника Солнца, построить письменные знаки, понятные и приемлемые для всей населенной звезды, затерянной в мире» [1, 160], нашла конкретное творческое воплощение в учении Лучезарновой. «…У времени есть язык. А если есть язык, значит, со временем можно договориться. И в этом времени есть тоже некие ключи. А если они есть, значит, можно открыть время, можно пройти через время…» [12, 234]. Хлебников пророчески воспевал будущих последователей: «Мы хотим Девы слова, у которой глаза зажги-снега» [1, 219]. И такая символическая «Дева» в лице Е.Д. Лучезарновой появилась на горизонте русской поэзии через полувековой промежуток времени.

         Автор метода строит своё учение исходя из представлений о слове как о ритме. «Слова — это, прежде всего, информо-энергошары» [13, 91]. Будучи зафиксированы в текстах, они являются в форме ритма, поэтому свои поэтические книги она называет ритмами, а «ритм каждому существу выделяет время» [14, 30]. Таким образом триада — время-слово-ритм — образуют  каркас представлений в ритмологии. Далее предлагается читать ритмотексты и начинать осваивать непростую науку о времени — ритмологию. «Читая ритмы, познавая ритмы, вы получаете запас времени, который можно перевести в пространство, информацию, энергию» [9, 14]. Своё поэтическое кредо она формулирует так: «моя задача описать весь этот мир через ритмы» [14, 25].

         Ритмология определяется автором как «наука человека о времени или «логика ритма» [10, 3]. Ритм в буквальном понимании есть «особая жанровая форма, за счёт определенным образом организованной структуры текста, создающая заданные вибрации и содержащая время как субстанцию, способную организовать не только окружающее пространство, но и регулировать человеческие связи» [15, 6]. В данном месте традиционная поэзия в творчестве Лучезарновой превращается в ритмопоэзию, которая с каждой новой книгой раскрывает всё более мощный потенциал идей, мыслей и практических методик работы со временем на протяжении последних тридцати лет. Сбылись грёзы Хлебникова о том, что «сущность поэзии — это жизнь слова в ней самой, вне истории народа и против его прошлого» [1, 317]. В этом смысле явление на русской почве учения ритмологии заслуживает пристального внимания со стороны специалистов, поскольку в основе его лежит глубинная работа со словотворчеством в русском языке. В области словообразования её авторству принадлежит изобретение порядка 200 новых слов, не имеющих аналогов в русском языке (Манадаланатц, Зимблохэц, Радастея, Страдастея, Соприульотк, Зитуордэны и проч.). Знаменитому «председателю Земного шара» такой размах означивания и рубрикации категории времени в творческом воображении был бы оценен по достоинству, ибо «всё, что не противоречит духу русского языка, дозволено поэту» [1, 317]. Кроме того, Лучезарнова берёт на себя смелость идти намного дальше своего талантливого предшественника и создаёт несколько новых языков на базе русского с целью более проникновенного погружения в тему времени (например, языки Циклохладавит, Ритмохладавит, номерной Хладавит и др.) — всего более 40 языков. Необходимость лингвоконструирования определяется сложностью темы: поскольку целью автора является описание мира через ритмовремя, то многообразие проявлений человеческой природы требует различения и соответствующих классификаций. Огромное влияние на творческий стиль Лучезарновой оказали представления русских космистов, в особенности эзотерическая его ветвь, представленная, прежде всего, обширным и разнообразным творчеством членов семьи Рерихов и теософским учением Е.П. Блаватской. Интегральное понимание и описание человеческой природы через понятие ритма рассматривается ею на многообразном материале в различных контекстах. Так, ритм постигается  как звук или звучание: «ритм — это звучание» [14, 69]. Множество метафор рассыпано в текстах Лучезарновой относительно струнно-струйного устройства мироздания, и здесь она также подхватывает поэтические прозрения Хлебникова: «Земной шар можно понимать как струну, а сутки — как время одного колебания этой струны» [1, 329].

         Нельзя не отметить мировоззренческого сходства Е. Лучезарновой и В. Хлебникова в материалистическом понимании природы человека, которое, вместе с тем является частью космоса, живёт и развивается посредством вибраций Вселенной. По мнению автора ритмологии «мозг человека — это совершенно уникальная композиция, которая имеет возможность самостоятельно меняться», поскольку «мозг — единственный, способен реагировать на время и манипулировать временем» [16, 25-26], а «задача — ввести время в мозг» [17, 19]. Поэтому «единственное человеческое  в нас — это мозг» [13, 141]. Тема различения человечества на тех, кто открыл для себя сферу времени и тех, кто пока этого не сделал, брошенная вскользь Хлебниковым, — находит всестороннюю разработку в ритмологии. Лучезарнова различает по этому принципу людей-землян, не знакомых пока с темой времени и человечество, которое осваивает новые его рубежи. «И если существо мыслит пока на уровне возможном для него, то нужно суметь расширить восприятие до освобождения» [15, 136]. Именно для людей-землян создана столь подробная метафизика в ритмологии и детализованный практический метод 7Р0.

         Страсть Хлебникова к числовым закономерностям также нашла своего верного адепта в лице Лучезарновой, и в данном аспекте поэзия переросла в учение ритмологии и превратилась в консультационную услугу. В настоящий момент внутри ритмологии существует отдельная специальность «ритмолог», задачей которого является консультирование всех желающих по ряду тематических направлений (здоровье, счастье, любовь, бизнес-предприятие и др.) на основе теории и практики ритмологии и ритмометода. Разумеется, едва ли это стало бы возможным, если бы ритмология не фиксировала ряд объективных закономерностей. Способность автора ритмометода отражать явные и неявные закономерности в жизни человека и окружающей его среды позволили ей именовать своё творческое детище ритмологией (-логия характеризуется в традиционном смысле как наука). Некоторым исследователям творчества Лучезарновой данная часть словообразования кажется избыточной, а ритмология, скорее, наукообразием, нежели наукой. И здесь следует отметить, что, действительно, Логос в ритмологии понимается шире, чем сугубо сциентистское, — как слово, образ, эйдос, мысль. Так определяет её и сама автор: «Наука Ритмология, или мы назовем её и искусство, и культура, и всё-всё сразу» [13, 26]. Данный ход мысли автора концепции (от Поэзиса к Логосу, однажды уже осуществлённый в историко-культурном процессе становления в западно-европейской цивилизации) позволяет прояснить сущность ритмологического направления в развитии традиционных идей. Не стоит понимать ритмологию как строгую науку, которая опирается исключительно на эксперимент и числовые, экстенсивные величины; напротив, она апеллирует к субъективному опыту с учетом интенсивных, качественных характеристик. Представления Лучезарновой не противоречат гипотезе Сепира-Уорфа, согласно которой язык находится в определенной корреляции с мышлением и обуславливает его до определенной степени, которая и должна и быть прояснена в творческом эксперименте. Творческий эксперимент поэта в области лингвистики заслуживает отдельного внимание со стороны специалистов и дополнительных исследований.

                                               Мои слова —

                                                   как звёздный дождь,

                                               Успевай загадывать желанье.

                                               Слова мои водою питьевой

                                                   утоляют жажду состраданьем.

                                               Мои слова с небес прольются,

                                               Омойся ими, поцелуй.

                                               По вертикали смысла вьётся

                                               Ритмологической нити строй.

                                               Горизонталит жизнь

                                                   без слов моих.

                                               Подставь всё лучшее в себе

                                                   под их полив.

                                               Утилизируй отвлекающее бремя.

                                               Мои слова несут

                                                   лучистость времени [18].

         Таким образом, можно сделать несколько предварительных выводов из сказанного. Серебряный век в русской поэзии олицетворял культуру Модерна и представлял собой отступление от классических поэтических канонов. Наиболее ярким и наименее изученным направлением в поэзии начала XX века является творческая поэтическая инициатива Велимира Хлебникова. Эксперименты в области словообразования ради преодоления традиционной поэзии (от эстетики к онто-гносеологии) — в сторону науко-образности, науко-образия не канули в лету исторического развития в русской поэзии, но, претерпев кратковременное забвение, возродились в поэтическом дискурсе Евдокии Лучезарновой. К особенностям её поэтики следует отнести широту формальных выразительных поэтических средств, а также интегральность и системность в подаче ритмологического контента. Просматривается связь двух авторов — Хлебникова и Лучезарновой — в контексте развития указанной экспериментальной поэтической традиции на протяжении XX века по настоящее время. Поэзия перестаёт быть только поэзией и перерастает в дискурс. В ритмологии Лучезарновой эта тенденция достигает в настоящий момент своего пика в ритмометоде 7Р0 — практическом методе в освоении темы времени. Концепт времени, космические мотивы в лирике, идеи русского космизма,  лингвоконструирование и словотворчество — всё это нашло своё яркое воплощение в ритмопоэзии Лучезарновой. Поэзия, вооруженная средствами науки, по-своему схватывает и описывает закономерности и связи между вещами и явлениями, перерастая саму себя. К концу XX века традиционная поэзия исчерпала своим формальные выразительные средства и отклонилась в сторону наукообразия, расширяя когнитивный потенциал содержания, одновременно активно пользуясь формальными новациями стратегий Постмодерна. Эти характерные черты эволюции поэтики в XX веке, общие в творчестве Хлебникова и Лучезарновой именуются нами как умная «заумь», представляют интерес для специалистов различного профиля.

Используемая литература.

ИСТОЧНИК: Журнал по культурологии "Культура и цивилизация" Том 9. № 4А, 2019 | Изд-во: "Аналитика Родис" |  УДК 008, стр 108.